«Орфей» Жана Кокто – лента 1950 года. Она появилась за 10 с лишним лет до начала «французской волны». Кинолента вобрала в себя многое от стиля заокеанского Голливуда. Это тонкая работа на границе тьмы и света, грамотное выделение угловатости лиц, общие планы, выполненные будто под линейку, и обширное использование неподвижной камеры. Такие приёмы нередки для жанра нуар и создают определённую атмосферу, которая как нельзя лучше подходит фильму Кокто. Несмотря на то что притча о тщетности и благости любви бесконечно далека от детективов, где преступников ищут по злосчастным питейным заведениям нижнего урбана, её настрой – это меланхолия и печаль, налагаемые неотвратимостью смерти. Игра света и тени с превалирующей тьмой в таком фильме – лучшее визуальное решение.
- Страна: Франция
- Год выхода: 1950
- Жанр: фэнтези, драма, мелодрама
- Рейтинг на «Кинопоиске»: 8.1
- Режиссер: Жан Кокто
- Кто снимается: Жан Маре, Мари Деа, Мария Казарес
Но далеко не только этим фильм привлекает и запоминается. Кокто невероятным образом уловил тонкие изменения кинематографа, которые на тот момент только приобретали какой-то повсеместный характер: ручная съёмка, живое наполнение кадра, отход от театральной актёрской традиции. Позже всё это будет названо «французской новой волной». Но Кокто уже вклинивал в повествование сцены, где Орфей (Жан Маре) буквально преследует свою Смерть (Мария Казарес). Он протискивается между толп почитательниц по узким улочкам сонного городка где-то во Франции. Общается с продавцами на рынке, гонится за ускользающей тенью чего-то прекрасного и очень опасного – Смерти. Притом гонится, продираясь сквозь первый, второй, даже третий план, полные динамики и жизни. В этом есть особый шарм этого фильма: соединение культур и традиций, которые на тот момент до конца даже не были сформулированы. Надо помнить, что тот же нуар на то время был молодым жанром с нечётким наличием отличительных черт.
Кокто снял фильм по своей же пьесе, которую написал за 24 года до этого.
Далеко от своей любви
Экзистенциальные муки героя Жана Маре изображены сквозь яркие визуальные образы, которые подкреплены изобретательным подходом к съёмке – взгляд от первого лица, направленный на зеркало, левитация души в Аду, движение без единого шевеления тела.
Фильм такого характера не может быть картиной, полной визуальных эффектов для «вау»-эффекта. Но именно этот эффект и производит. В любовной притче, в первую очередь рассматривающей проблематику личностной неудовлетворённости полнотой чувств, режиссёр демонстрирует чудеса кинематографического обмана.
Грамотная работа постановщиков соединена с прелестным сюжетом, близким каждому, кто способен любить. В любви Орфея к Смерти есть второе дно, которое даже не надо искать – оно на виду: разочарование жизнью нельзя восполнить творческим эскапизмом. Для радости бытию необходимо что-то большее. Что же? Семья, деньги, слава? Режиссёр размышляет над этим вопросом через Орфея, сопоставляя прекрасные черты лица Жана Маре им же самим через зеркало – дверь между миром живых и миром мёртвых. Герой ни жив, ни мёртв. Он на перепутье, куда сам себя загнал. Он хочет отдаться во власть хладных пальцев судьбы, но не может, ведь в нём теплится человеческое – надежда на своего будущего ребёнка, искренняя любовь к простой, самой обычной девушке. И в этом есть, как считает Кокто, ответ.
Жан Кокто рассказал своему другу и партнёру Жану Маре удивительную историю появления имени Эртебиз. Он увидел это имя на дощечке в лифте, когда заходил к своему другу Пикассо. Имя не давало ему покоя, лишило его сна и аппетита на целую неделю, заставляло писать стихи через силу – пока не “вышел” из Кокто. Когда спустя 7 дней Жан Кокто вернулся к Пикассо, на табличке было совсем другое имя.
Близко к своей смерти
Лишь так, через близость к бездне, мы находим то, что так тщетно ищем. Мы ценим то, что раньше не ценили, мы находим новое в привычном, мы понимаем, что не зажаты в рамках житейских забот и вольны делать то, что хотим.
Показательно то, как в фильме изображено отношение к жизни тех, кто уже мёртв, и тех, кто пока жив. Эти пренебрежения супругой и погоня за иллюзиями, побег от реальности – тропа тех, кому ещё дана жизнь. Настоящие ценности понятны тогда, когда побываешь по ту сторону зеркал – так думает герой Франсуа Перье, смотря на Эвридику (Мари Деа), жену Орфея, которой знаменитый поэт пренебрегает из-за своих «ветряных мельниц». И сложно не поверить Перье, его мудрым и грустным глазам. В них выражается то, на чём строится вся картина: меланхолия и интроспекция.
Визуально эти вещи отображены с помощью минималистского, но запоминающегося Ада, словно сошедшего с картин Гюстава Доре. Эти шероховатости и это пренебрежение излишними деталями пробуждают чувство одиночества, покинутости и тления – то, благодаря чему сильно позже финал «Ностальгии» Тарковского будет отзываться глубоко внутри набатом. Эти приглушенные тона и невозможные движения в сюрреалистической географии. Всё вместе создаёт чувство потустороннего, чуждого, но вместе с тем приветливого. Там нет ничего, кроме тоски – тебе там самое место.
На контрасте сцены в мире живых сняты при дневном свете, но с плотным налётом теней и драмы – так, чтобы мир был снаружи приветлив, а внутри отталкивающим, депрессивным. Вплоть до тех пор, пока герои не найдут себя и своё счастье.
На своём месте
Ларс фон Триер в фильме «Дом который построил Джек» размышляет о жизни и смерти человека искусства, формулируя мысль через недвусмысленные референсы к Данте Алигьери. Жан Кокто строит метафору куда тоньше: он не отделяет, а объединяет миры, демонстрируя жизнь человека искусства в обоих из них. Показывая, что он живёт и не умрёт до тех пор, пока жив его творческий запал. Не просто так Смерть влюбилась в Поэта.
Но природная осознанность, иррациональное ощущение увядания не принесут спокойствия. Человек искусства иногда должен отринуть всё высшее ради мирского. Следует уметь быть не только в том и другом мире, но и просто БЫТЬ. Мне кажется, Жан Кокто снял фильм для себя, чтобы самому не забыть, что есть такое жизнь – это движение, изменчивость, это свет и тьма, но главное – это люди, к которым нужно относиться так, как они того заслуживают.
Позже к подобному процессу самопознания придёт Анджей Жулавски в «Одержимой». Но куда более романтичную картину, притом ничуть не менее проникновенную, до него поставил Кокто. Удивительный режиссёр, как и его шедевр – «Орфей».
То, что отметился в опросе всего 1 голос, уже говорит о том, насколько фильм востребован. И дело не в том, что он снят давно. Дело в том, что он не отвечает насущным вопросам жизни человека. Фильм Кокто, живущего в мире обеспеченной богемы и не выходящего за его пределы,не интересующегося ничем, кроме собственных экзистенциалистских переживаний, интересен лишь узкому кругу людей примерно такого же склада – вот они от фильма без ума. Ну а спросить их, в чем смысл фильма? Что прекрасного дарит человечеству? По большому счету – ничего. Есть профессионализм постановщика, есть внешняя эстетика, есть новаторские приемы. Это как прекрасно оформленное блюдо, которое не содержит ничего полезного. Ну может ничего – это слишком, что-то оттуда полезное можно выудить для развития приемов синематографии. Ну а смысл. идея?!
Порой фильм выглядит анекдотично (как эпизод в Эвридикой под столом)- можно предположить, что автор намеренно добавил комедийную приправу в это сюрреалистичное блюдо, где главенствует серьезная тема смерти и творчества или смерти творчества (ведь Орфей утратил вдохновение, т.е. умер как поэт). И влюбленная в него Смерть убивает другого поэта, чтобы передать его дар Орфею. Поэт-покойник в наушниках у радиопередатчика тоже вызывает улыбку.
Да и сами стихи “птица поет пальцами” – от чего все “понимающие” начинают заходится от восторга не тоже ли насмешка? Поэт Орфей, утративший способность к творчеству, пишет под диктовку какую-то непонятную хрень и выдает это за гениальные стихи!
В фильме Смерть осуждена трибуналом и ее куда-то уводят. Куда? Что значит приговор? Смерть приговорили к смерти? Смерти больше не будет? Или Смерть будет исполнять другая персона?
Ну и как это можно рекомендовать к просмотру? Только ради общего развития. Не посмотрел – ничего не потерял. А посмотрел – приобрел ли чего?